listicle

Сергей Шевченко, врач-психиатр, заведующий вторым общепсихиатрическим отделением:

 — Больница — не тюрьма. Люди приходят сюда лечиться. Чтобы попасть в психбольницу, необходимо наличие психического расстройства и желания лечиться. Других вариантов нет. У нас порядок госпитализации добровольный. Никто же не заставит вас отрезать ногу, если вы не хотите. Так же и в психиатрической больнице — никого без согласия привести нельзя, за исключением некоторых случаев, которые прописаны в законе о психиатрической помощи. Например, когда пациент представляет опасность для себя и окружающих на момент осмотра психиатром. Недобровольная госпитализация возможна по решению суда.

Карина Трифинова, врач-психиатр, заведующая первым общепсихиатрическим отделением:

 — Бывают такие случаи, когда, например, люди не хотят ухаживать за своим родственником. Но сдать его в психиатрическую больницу они не смогут, если человек действительно не нуждается в лечении. Если же у человека есть душевное расстройство, он попадет в больницу только через своего районного психиатра по доброй воле. Бывают, конечно, пациенты с острой симптоматикой, которые не контролируют своё поведение, но их уже привозит скорая помощь. За прошлый год у нас в больнице было всего три человека на недобровольном лечении.

Евгений Дикарев, заведующий организационно-методическим отделом:

 — Сейчас всё решается судом. Судебные заседания проходят не в зале суда, а прямо здесь, у нас. Привозят флаг, приезжает судья, его секретарь, вызываются свидетели, сотрудники правоохранительных органов, то есть все, кто участвовал в недобровольной госпитализации. Так что всё очень серьезно. Запихнуть к нам просто так невозможно. Это стереотипное мнение, как в принципе о любых больницах. Никто не думает о том, что у нас тут и цветы стоят в отделениях, и рыбки есть. Все представляют себе смирительные рубашки.

Виной тому недостаточная информированность людей и навязанное кинематографом мнение. Иногда смотришь телевизор и думаешь, почему психиатров представляют такими идиотами! Мы ведь не такие! Большинство пациентов в психиатрической больнице находятся на добровольном лечении. Проблемы у всех разные, но у всех решаемые. Кому-то назначается медикаментозное лечение, кому-то — психотерапевтическое. Принудительное же лечение назначается в трёх случаях: если человек может нанести вред себе и окружающим; если человек не в состоянии самостоятельно удовлетворять свои потребности; если отсутствие лечения может привести к летальному исходу. Например, если больной отказывается от еды. Эти три пункта у нас переписаны с закона американской психиатрии.

Шевченко:

 — Мнение о том, что такие лекарства вредны, наверняка, обывательское. Безусловно, это польза, потому что это лечение. Если речь идёт о болезни, лечить её нужно медикаментозно, как и во всей медицине. У любого препарата есть и побочные, и положительные эффекты.

Трифинова:

 — Честно? Они приносят больше вреда. Но в нашей стране жизнь душевнобольных без нейролептиков невозможна. У нас медицина развита не так хорошо, как, например, в Израиле.

Но факт в том, что без нейролептиков наши пациенты не могут адаптироваться к жизни в обществе. Вред препараты наносят, но если выбирать между вредом организму и пользой для нормальной жизни, конечно, мы выбираем пользу. Если бы у нас были те же нейролептики, что используют за рубежом, вопросов не было бы вообще никаких. С другой стороны, всякое вещество может быть и полезным, и вредным — тут уже вопрос правильной дозировки.

Дикарев:

 — Здесь пациенты в первую очередь лечатся. Медикаменты у нас совершенно разные, их назначение зависит от симптоматики. Но просто так медикаменты никто назначать не будет.

Допустим, у человека постоянно плохое настроение, ничего не хочется делать. Сначала он идет в психиатрический диспансер. Там ему назначают какие-то медикаменты. Если никаких улучшений состояния у пациента нет, тогда предлагают лечь в больницу. Тут у нас высыпаются, отдыхают, у каждого отделения есть библиотека. В больнице человеку устанавливают высокий уровень медикаментозного лечения, когда становится легче — снижают. Если после снижения дозировки состояние ухудшается, её опять увеличивают. И так до тех пор, пока не становится легче.

Обычно лечение длится два-три месяца — это в случае острого психоза. С легкими расстройствами проще: дозы гораздо меньше и человека быстрее отправляют на домашнее лечение.

Шевченко:

 — От нейролептиков нет никакой зависимости. Её и не может быть. Это всё равно, что у человека будет зависимость от аспирина. Да, есть наркотические препараты, которые после длительного применения вызывают зависимость. Но их нет в широком использовании. Есть временные рамки приёма таких препаратов, строгие показания для их назначения.

Трифинова:

 — Нейролептики не вызывают зависимость. Есть определённые транквилизаторы, которые при неправильном применении могут вызывать зависимость, но врачи это контролируют. Тем более сейчас все лекарства продаются только по рецепту: и нейролептики, и антидепрессанты, и даже те препараты, которые улучшают мозговую деятельность.

Шевченко:

— Есть актуальные методы немедикаментозной терапии. Для них есть определенные показания, но это не применимо в широком смысле. Если не медикаментами, то чем лечить? Словом? (смеется)

Конечно, если речь идёт о пограничных состояниях, которые требуют какой-то психотерапии, то немедикаментозное лечение будет уместно. Но если человек психически болен, об этом не может быть и речи. Тут уже правильнее назначать лечение медикаментами. Словом же не вылечишь.

Трифинова:

 — Без медикаментов можно вылечить легко выраженное депрессивное тревожное расстройство. Но такие люди обычно не приходят в больницу. Если районный психиатр видит, что заболевание лёгкое, он направит к психотерапевту, который будет лечить пациента разными методиками.

Наши люди не хотят жаловаться на какие-то свои расстройства, потому что боятся, что пребывание в психбольнице скажется на их общении с окружающими, которых этот факт может смутить. Если у вас будет высокая температура, которая не будет сбиваться, вы пойдёте к врачу — и в этом нет ничего страшного. Но сталкиваясь с проблемами, которые решаются психиатрией, люди начинают переживать.

На ранних этапах развития заболевания человеку может помочь психотерапевт, но все боятся обращаться за помощью, а болезнь в это время прогрессирует. Это наш менталитет. Мы боимся. На Западе уже давно есть личные психологи, психотерапевты. Даже на Украине уже есть. Вот Харьков, 80 км от нас, а там всё совсем по-другому. Знакомый оттуда мне недавно жаловался: «Я так переживаю, мой психотерапевт переезжает в другую страну».

У нас же всего боятся. Боятся, что будут показывать пальцем, если это район, село, где все друг друга знают, точно никто не пойдёт к врачу. Люди думают, если они обратились за помощью к психотерапевту, то мы сразу будем обзванивать всех родственников, позвоним на работу. Это совсем не так. Как будто нам больше делать нечего, только и занимаемся разглашением врачебной тайны!

| 5. Запрет на пользование телефоном — правило для всех или часть терапии конкретных заболеваний?

Шевченко:

 — Такого запрета нет. Запретить говорить по телефону никак нельзя, мы же не можем ограничивать права и свободу человека.

Трифинова:

 — В нашей больнице запрещают говорить по телефону тем пациентам, которые находятся в остром отделении. Вот представьте: поступает человек в неадекватном состоянии, будет названивать родственникам, вызывать полицию. Конечно же, есть определённые часы, когда телефоны выдают, они могут ими пользоваться. И свидания с родственниками никто не запрещает.

Трифинова:

 — Это так. У нас нет отдельных палат для каждого диагноза. Это всё равно, что в обычной больнице лежат пациент с аппендицитом и пациент с язвой желудка. Диагнозы разные, но профиль один, и они друг другу не мешают.

Дикарев:

 — Такие большие палаты у нас есть только для того, чтобы наблюдать за пациентами. Никогда не знаешь, что будет у больного в голове. А мы несём за них ответственность. Пациенты могут стукнуть кого-нибудь, могут сами стукнуться головой. И даже если у пациента сейчас настроение хорошее — это совсем не значит, что уже через два часа у него не случится истерика. Несмотря на то, что даже отделение не острое, может быть всякое.

Между собой пациенты обычно ладят, мы же всегда стараемся учитывать какие-то личностные качества людей, когда располагаем их.